Мария Хаустова - Мамочка из 21-го бокса
Белые печки создавали ощущение еще большего холода, чем он был на самом деле. Одевшись потеплее, я взяла коробки, в которых мамуля таскала дрова в дом, и вышла на крыльцо. Чунки, предназначенные для перевозки дров из сарайки в дом, исчезли. Я облазила всю округу, но так и не нашла их. Ну вот, придется на руках тащить! Чёрт!
Накидала дров в картонные коробки, взялась за края и рванула посильнее. Резкий крик вырвался из моих уст – спину, кажись, сорвала. Ни разогнуться, ни пошевелиться не могу. Варя одна дома. Поблизости ни души… Согнувшись над коробкой и ухватив её за угол, я тащила тяжесть к дому. Коробка еле двигалась и оставляла за собой вмятый след на снежном насте. Каждый шаг причинял мне боль. На глаза наворачивались слёзы, но я шла и шла. У самого крыльца стоял мужчина. Его иссиня-чёрная борода доставала до груди, тёмно-синяя шапка закрывала лоб, а маленькие глаза смотрели на меня.
– Что, Марья, не узнаёшь? – проговорил хриплый голос.
– Теперь узнаю. Ты хоть бы побрился, – бросила я свёкру.
– Успею ещё. А где мать-то? – спрашивал он меня.
– Да и сама не знаю.
– А ты чего внаклонку-то стоишь? Спину сорвала?
– Может, и сорвала. Кто ж знает.
Он что-то пробубнил себе под нос и вошёл в дом. «Ну и мужик! Этот уж хрен поможет!» – бесилась я. Кое-как затащила дрова домой и стала растапливать печь. Этот ходил рядом и косился на меня. «Есть чё пожрать-то?» – заглядывал он в холодильник. «Не знаю, ты ж хозяин. Должен знать…» – язвила ему я.
Большим ножом я отслаивала лучину от полена. Чиркала лезвием по деревяшке, и тоненькие стружки отделялись от него. В топку положила несколько поленьев, пихнула туда бересты да бумаги и этих белых стружек. Зажгла спичку о коробок, и поднесла её к бумажке. Всё содержимое занялось огнём. Я закрыла дверку в печку и сразу почувствовала запах гари. «Блин, да тут же трещина! Сейчас же всё провоняет!» – закричала я, увидев прореху на плите у печки. «Не провоняет, – услышал моё сетование дед. – Немного протопится и перестанет дымить. Погоди».
Прошло минут десять, и, как и сказал свёкр, от этого дыма не осталось и следа. Помещение стало наполняться тёплым воздухом и дышать уютом.
В шкафу от кухонного гарнитура я нашла мешок картошки – ну хоть чем-то сегодня поживимся. Очистив овощи от кожуры, и нарезав ровными дольками, я кинула их в черную чугунную сковородку с кипящим маслом, которая давно пылала на плите. Все заскворчало и зажурчало. Горячие капельки масла подпрыгивали в воздухе и выбивались из сковороды. Картошка быстро подрумянилась. И я уже была готова её съесть. Голодная ж! Вдруг зазвонил телефон, и на дисплее заиграли буковки: «Свекровь!». «Маш, ну как вы там? Уж встали?» – спрашивал меня какой-то сонный голос.
– Да встали, уж давно. А ты-то где?
– Да я в больнице. Не хотела никого будить. Так сердцу плохо стало, а с утра тепловоз за продуктами в село поехал, ну я на нем и добралась.
– Дак хоть бы разбудила тогда, или, на худой конец, хоть бы записочку оставила! Я уж все здесь обыскала – нигде тебя нет!
– Да сердце у меня так и сжимается, так и сжимается. Тут мне обследование проведут, а там и посмотрим.
– Давай, выздоравливай! Нечего болеть! Лечись! Мы как-нибудь тут справимся, – хотела уж было класть я трубку.
– Ой, Маш, – прервала мои действия свекровь, – я ж чего сказать-то хотела… Деньги-то я с собой все взяла, вам оставить забыла…
Связь почему-то оборвалась, и мы так и не договорили. Хотя, может, так у нее и было все запланировано.
Из комнаты послышался громкий плач – Варя проснулась. Голенькая и вспотевшая от жары в доме, она барахтала руками и ногами и звала к себе. Завидев меня, начала улыбаться своими четырьмя зубами и осматривать свою кормилицу сверху донизу. «Ма-ма, ма-ма…» – открывала Варюшка маленький ротик и говорила свое любимое слово. Её нежные пухленькие ручки тянулись к моей шее. Я подхватила дочурку на руки и прижала к себе: «Ничего, Варенник, справимся! Вот сейчас я тебя накормлю, а там и посмотрим, как быть». Переодев ребенка и посадив её в старую ободранную коляску, которую свекровь откуда-то притащила заранее, дабы не носить внучку на руках, а возить по дому, я направилась на кухню. Пока наливала молочную смесь в бутылочку, мой взгляд упал на чугунную сковородку, ещё совсем недавно доверху наполненную золотистой картошкой. На дне её были остатки моего обеда. Точнее то, что свёкр не успел или не смог отколупать. Прижарившаяся к стенкам сковороды засохшая картошка стыдливо коричневела в самых краях дна. «Чёрт! – со злостью в голосе произнесла я– Поела, называется! Ну, хорошо, дед. Подожди же!»
Негодование, обуявшее меня изнутри, не давало мне покоя. Как это так? Знает, что в доме нет еды, и съел всё? Презрение. Только презрение вызвал у меня поступок этого человека. Бутылочка со смесью была готова. Я подложила под спинку Варе подушку и подала ей её еду. Наклонившись на бок, Варя пила из соски и поглядывала на меня. Чувство голода перехватывало мне глотку и начинало подташнивать. Возникало ощущение, что еще чуток, и меня вырвет. В белом холодильнике я обнаружила только половинку желтого лимона, на который, мой желудок мгновенно отреагировал. Целый рот кислой слюны и рези в животе стали результатом моей вылазки в холодильник. На другой полке лежал маленький кусочек старого обветрившегося сыра и банка с маринованными огурцами. «Супер! Хоть бы не объесться!» – в голос проговорила я. Варюшка жадными глотками высасывала молочную смесь, а я радовалась, что хоть её кормить не надо.
«Так и с голоду подохнуть можно», – подумала я. В моём загашнике еще была одна деньжонка. Но тратить её я очень не хотела. Ведь это был единственный путь для возврата домой. Я знала, что мне смогут запретить уехать. Сердце разрывалось на части, и я проклинала тот день, когда решила забраться в эту Богом забытую деревушку. «А ведь мама говорила, нечего выпендриваться. Нет же – опять не послушала. Что ты – у меня же характер! Вот тебе, Машенька, раз характер, так и давай, выкручивайся теперь, коли вляпалась!» – бурчала я себе под нос. Слюна во рту приобретала какое-то безвкусие и нейтральность, а вода, которой я пыталась заглушить чувство голода, не могла насытить мой организм. Перед глазами всплывали яркие картины с жареной курицей, пюре, сосисками, где– то возникал образ гуляша и… конфеты. Мне почему-то жуть как захотелось конфеты! Сладкой, с тянущейся нугой. Такую бы конфету, как дома! Во рту снова прибывало слюны, которой в это утро я только и питалась. Я забралась на стул и стала рыться во всех шкафах и банках, проверила все коробочки, но ничего существенного мне не попадалось. «Гав-гав», – послышался лай Жулика, влетевшего с улицы и устремившегося под кухонный стол. Я подняла края скатерти и увидела заснеженного пса, который жевал какую-то кость, а рядом с ним, у ножки деревянного стола, лежала. шоколадная конфета! Я мигом протянула руку к ней и, схватив, поднесла к глазам. Сине-белая глянцевая обертка была увенчана надписью: «Пилот». Пилот. Это вам, конечно, не «Рафаэлло», но все-таки. Сладко-приторная конфета таяла на моих зубах. Маленькими кусочками я откусывала от неё тоненькие стружки, можно сказать, что я их даже соскребала…
Вдруг распахнулась входная дверь, и в проёме показалась слегка полноватая женщина. «Маш, Вера-то в больнице. Знаешь, да? Скотину-то ты кормила? – спрашивала меня сестра свекрови, жившая неподалеку от нас. – А то Верка сказала, чтоб я глянула сходила. Так чего ей передать-то?»
– Скотину?.. – замялась я. – Покормила?.. А чем?
– Как – чем? Комбикормами, конечно! Вон, у печки целый мешок их стоит, – тётя Зоя ткнула пальцем мне на пакет.
– А как их заваривать? – широко раскрывая глаза, спрашивала я у тёти Зои.
– Накладываешь несколько черпачков вон в ту кастрюлю, – она указала на медную лоханку, – и заливаешь это дело кипятком. А там, как настоится, так и иди кормить.
– Я?.. – не переставала я удивляться. – Так ведь не умею я этого. Даже и не представляю, как это делать.
– Ой, придёшь, двери в стойло отопрёшь, Звёздочку отгонишь, да и вывалишь всё ей в кормушку. А как та есть станет, так на засов дверь запирай и иди. Ладно, некогда мне тут, у самой дел по горло, пойду я.
Засунув ноги в черные валенки, тётя Зоя скрылась за дверью. Я в растерянных чувствах осталась стоять на кухне. Варька допила свой пузырек и кинула бутылку на пол. Фантик от «Пилота» напомнил, что пора бы и поесть, а пустая кастрюля, приготовленная для комбикормов, так и сверлила мне глаз. «Ой!» – я тяжело вздохнула. Руки опустились и, казалось, уже не поднимутся. Входная дверь хлопнула снова, и предо мной появился муженек. «Есть чё пожрать?» – заглядывая в холодильник, спрашивал он. Жёлтый лимон поприветствовал и его, указав лишь на банки с огурцами. «Чего? И кушать что ли нечего? Ты почему ничего не приготовила?» – кричал он на меня. «Ах, это я не приготовила? – кричала я ему в ответ. – А ты что сделал? Для начала ответь, где ты был? Я с утра тут как белка в колесе кручусь! Ах, простите-простите! Поесть я ему не приготовила! А ты, миленький, продукты-то принес? Али денег дашь в магазин сходить?»
